Плач — концептуальная основа для названия русской обрядовой словесной традиции. Историческая перспектива плача уходит корнями в дописьменную языческую традицию, первые письменные свидетельства древнерусского плача встречаются в «Слове…».
В народном творчестве плачи имели церемониальное значение, они предназначались для похорон
и воспоминаний. Поэтому упоминание Карны и Жели, богинь, олицетворявших важнейший для язычников обряд плача по умершему, идеально вписывается в «Слово…».
Плач соответствует эмоциональному типу русской этнической личности («тип русской души»). Поэтому Карна (сестра Жели > желети – «лишаться чего, терять» > жаль) — богиня печали и скорби — среди наиболее почитаемых божеств у древних славян.
Плачи автор «Слова…» упоминаются несколько раз: плач Ярославны, плач жен русских воинов, падших в походе Игоря, плач матери Ростислава; плачи же имеет в виду автор «Слова…» тогда, когда говорит о стонах Киева, Чернигова и всей Русской земли после похода Игоря.
Церемониален плач Ярославны. Она плачет открыто, при всех, на самом высоком месте своего Путивля — на городских забралах, откуда открывается простор Посеймья.
«Плач Ярославны» очень напоминает западноевропейские песни о разлуке. Как и песни о разлуке, плач Ярославны, жены князя Игоря, оплакивает разлуку с мужем, ушедшим в далекий поход на язычников.
Плач Ярославны близок народным плачам. Он соответствует, например, по содержанию плачу-причитанию жены по мужу-рекруту. В этом плаче горюющая женщина сравнивает себя с кукушкой и называет мужа «ладой».
Во-вторых, здесь есть обращение солдатки к «ветрам буйным», «солнцу красному», «реке быстрой» с просьбой передать мужу «поклоненьице», «челобитьице». Однако плач жены по мужу-рекруту — только лишь выражение женской тоски, он не имеет того магического значения, которое имеет плач Ярославны. Поэтому права, вероятно, В. П. Адрианова-Перетц, по мнению которой в плаче Ярославны слиты традиции народных причитаний
и языческих заклинаний.
Плач Ярославны в своей основной части является типичным языческим заговором, который повторяет обычную четырехчастную форму заговоров, сохранившуюся до XIX в. Сначала идет обращение к высшим силам природы, затем прославляется их могущество, далее следуют конкретная просьба и заключение.
В народном творчестве плачи имели церемониальное значение, они предназначались для похорон
и воспоминаний. Поэтому упоминание Карны и Жели, богинь, олицетворявших важнейший для язычников обряд плача по умершему, идеально вписывается в «Слово…».
Плач соответствует эмоциональному типу русской этнической личности («тип русской души»). Поэтому Карна (сестра Жели > желети – «лишаться чего, терять» > жаль) — богиня печали и скорби — среди наиболее почитаемых божеств у древних славян.
Плачи автор «Слова…» упоминаются несколько раз: плач Ярославны, плач жен русских воинов, падших в походе Игоря, плач матери Ростислава; плачи же имеет в виду автор «Слова…» тогда, когда говорит о стонах Киева, Чернигова и всей Русской земли после похода Игоря.
Церемониален плач Ярославны. Она плачет открыто, при всех, на самом высоком месте своего Путивля — на городских забралах, откуда открывается простор Посеймья.
«Плач Ярославны» очень напоминает западноевропейские песни о разлуке. Как и песни о разлуке, плач Ярославны, жены князя Игоря, оплакивает разлуку с мужем, ушедшим в далекий поход на язычников.
Плач Ярославны близок народным плачам. Он соответствует, например, по содержанию плачу-причитанию жены по мужу-рекруту. В этом плаче горюющая женщина сравнивает себя с кукушкой и называет мужа «ладой».
Во-вторых, здесь есть обращение солдатки к «ветрам буйным», «солнцу красному», «реке быстрой» с просьбой передать мужу «поклоненьице», «челобитьице». Однако плач жены по мужу-рекруту — только лишь выражение женской тоски, он не имеет того магического значения, которое имеет плач Ярославны. Поэтому права, вероятно, В. П. Адрианова-Перетц, по мнению которой в плаче Ярославны слиты традиции народных причитаний
и языческих заклинаний.
Плач Ярославны в своей основной части является типичным языческим заговором, который повторяет обычную четырехчастную форму заговоров, сохранившуюся до XIX в. Сначала идет обращение к высшим силам природы, затем прославляется их могущество, далее следуют конкретная просьба и заключение.
